10 000 обезвреженных мин

О планах поставить в «Сосновке» памятник девушке-минеру с собакой ветеран Великой Отечественной войны Валериан Константинович Корнаков узнал из нашей газеты. И не мог не откликнуться. .

На фотографии 1946 года Валериан Константинович Корнаков – слева.

«С самого начала блокады я оставался в Ленинграде с мамой, с трудом мы пережили страшную зиму 1942 года, потеряли отца, без вести пропавшего под Новый год. Помню, как мама привезла меня, мальчишку, на санках (я уже с трудом ходил) на завод автогаражного оборудования, что был неподалеку от нашего дома – нужно было обязательно работать, иначе не выжить. Меня сначала и брать-то не хотели из-за дистрофии, но потом сжалились, и я стал работать на строгальном станке и получать рабочую карточку (250 г. хлеба), что в результате и помогло мне встать на ноги.

А уже осенью сорок третьего (мне было 16) я был призван в Красную армию и после запасного полка попал в 34-й отдельный батальон собак-миноискателей и истребителей танков (переформированный позже в 34-й отдельный инженерный батальон миноискателей). Этот батальон известен по публикациям и книге его командира майора Петра Алексеевича Заводчикова как «девичья команда» – здесь служили в основном девушки-минеры с собаками-миноискателями.

Так я оказался на окраине Ленинграда в «Сосновке», где тогда находилась учебно-тренировочная база. Мне дали собаку. В городе тогда собак уже было мало, и мне достался шебутной пес, помесь овчарки по кличке Пират. Вместе мы учились находить и обезвреживать взрывчатку. Хороший нос Пирата и упорная учеба, внимательность к мелочам вскоре сделали нас настоящими разыскниками мин. В батальоне создали несколько групп быстрого реагирования, и нас с Пиратом включили в одну из них. Мы должны были не только заниматься плановым разминированием освобожденных от врага территорий, но и выезжать по срочным вызовам в экстренных ситуациях.

В 1944 году мы разминировали Пулковские высоты и аэродром, Синявинские болота. Там приходилось искать и снимать мины по колено в воде. В Петергофе пришлось разминировать парк и склоны Большого дворца. Помню, Пират тогда очень уставал, особенно работая на солнце, и я привязывал его к дереву, а сам ползал по склону со щупом и снимал мины.

Со временем накапливался опыт, обострялось чутье, росло число обезвреженных мин и фугасов – мне присвоили звание «Отличный минер» и стали поручать ответственные задания, полагаясь, вероятно, на мою внимательность, молодость и удачливость. Однажды нас с Пиратом отправили по срочному вызову для разминирования дороги, по которой должны были проехать высокие чины из нашего командования и союзных войск на рекогносцировку (так нам объяснили).

Вызвало подозрение то, что по этой дороге, удирая от наших войск, как-то странно ехала немецкая машина. Подозрения оказались не напрасны: мы с Пиратом обнаружили сложный фугас-ловушку. Что тут сказать, командир на радостях вручил пачку «Казбека», разрешил поехать в город навестить маму и представил к награде. От отпуска я, правда, отказался – втянулся в работу, не хотел расслабляться, мы наступали.

С Пиратом вскоре пришлось расстаться, он начал терять нюх, а мне дали нового опытного напарника. Так у меня появился Дик, шотландский овчар, спасший мне впоследствии жизнь.

Случилось это, когда мы работали в районе Копорья. Обычно нам старались дать карту минных полей, если, конечно, она была, и мы использовали ее. Мины по карте немцами ставились в определенном порядке, но зачастую вне системы расставлялись ловушки, рассчитанные в том числе и на нас, минеров. Такой смертельный сюрприз попался и нам с Диком. Это была ненавидимая всеми саперами так называемая «лягушка»: прыгающая мина типа S. Она отличалась коварной способностью – стоило задеть один из ее усиков или растяжек, раздавался щелчок, мина подпрыгивала и разрывалась, поражая все вокруг шрапнелью.

Я дал Дику обычную команду «Ищи!», и пес привычно пошел. Как он задел мину, я не видел, только услышал характерный щелчок. Вероятность спасения от этой «лягушки» невелика, но она есть: надо за доли секунды успеть упасть. Основной заряд шрапнели принял на себя Дик, думаю, это меня и спасло, хотя я все-таки успел упасть. Отличный был пес, до сих пор вспоминаю его. Что говорить, ходили по краю.

С батальоном прошли мы всю Прибалтику, разминировали пригороды Ленинграда, поля и мызы под Таллином, Вильнюсом, вышли на границу с Восточной Пруссией. На моем счету шесть фугасов, условно сосчитанных 10 000 обезвреженных мин, награды – не очень много, но все не «за просто так». Ну и жив остался, слава богу. В конце войны направили в военное училище в Ленинград.

Узнав из газеты «Санкт-Петербургские ведомости» о планах поставить памятник в «Сосновке», решился написать и помочь, чем смогу. Есть что вспомнить, хотя и память стала давать осечки. А памятник должен быть обязательно с собакой».

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 079 (5452) от 06.05.2015.